Наконец Пушкин вернулся из ссылки, которую отбывал в селе Михайловском. Еще там поэт узнал: пятеро его друзей-декабристов повесили 26 июля 1826 года. Остальные пожизненно или на многие годы сосланы на каторгу в Сибирь. Глубокое горе овладело поэтом: на черновиках его рукописей то и дело появлялись профили Пестеля, Пущина, Кюхельбекера, Рылеева, и между ними – Пушкин собственной персоной. И еще подпись: «И я бы мог, как шут, висеть».

Итак, аудиенция Пушкина с царем Николаем I состоялась 8 сентября 1826 года в Кремле. Сегодня царь собирался простить поэта и стать его личным цензором. Эту встречу можно расценивать как искусный политический маневр, потому что царь собирался предстать перед страной милостивым и великодушным самодержавным владыкой. Кроме того, прощение Пушкина отвлекло бы внимание всей Европы от беспощадной расправы над декабристами.

Как это было? Ночью, третьего сентября, в Михайловское прискакал фельдъегерь и, забрав Пушкина, увез в Москву. Скакали пять суток днем и ночью, и в четыре часа в сопровождении дежурного генерала поэт был уже во дворце. В многочисленных зеркалах он видел свои глаза, воспаленные от бессонницы и встречного ветра, небритое лицо, платье со следами дорожной грязи. В кабинете их только двое – он и царь. После некоторых расспросов царь задал вопрос: «Пушкин, принял бы ты участие 14 декабря, если бы был в Петербурге?» Надо было дать такой ответ, чтобы он понравился государю и чтобы он был честным. Пушкин ответил: «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не быть с ними. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что и благодарю Бога». Царю этот ответ понравился, но он еще раз хотел удостовериться в том, что Пушкин не будет писать больше ничего крамольного. Поэтому он задал такой вопрос: «Если я пущу тебя на волю, даешь ли ты мне слово сделаться другим»? Поэт ответил утвердительно. Последними словами на аудиенции были слова царя: «Господа, забудьте прежнего Пушкина. Теперь это мой Пушкин!»